В последнее время на белорусской театральной сцене прослеживается преобладание внешнего над внутренним. Почти нет новых пьес, зато новые лица и новые сценические решения оттягивают на себя всё внимание.
В отдельных моментах так и слышится призыв: «Ну же, доставайте телефоны, снимайте, снимайте, вон как красиво!»

В ТЮЗе это пожелание озвучили прямо: после третьего звонка таинственный голос попросил присутствующих записывать видео. Главное, не мешать остальным. Это первый минский театр, в котором именно такое предупреждение, и оно неудивительно: юную аудиторию надо привлекать любыми способами, надо становится не просто трендовыми – экстравагантными.

О «Грозе» говорили ещё до премьеры. Ожидали невероятную сценографию: ливень, бурю, грозу, внутренней надрыв. Перед спектаклем взволнованно переговаривались учительницы старших классов: «Ну это им понравится, точно понравится!» Дети галдели. Более привередливая публика делилась ожиданиями, а сцена манила глубокой чернотой.

Зал замер в предвкушении. Разверзлись кулисы.

Катерина – героиня неоднозначная. Немало школьников и преподавателей переругалось, отстаивая свою точку зрения. Для кого–то она, как и Наташа Ростова, нежная душа и идеальная женщина. Для других – сомнительная дама сомнительных нравов. Какой бы век не был, изменять мужьям всё же остаётся поступком осуждаемым. Именно поэтому так желаема роль Катерины для актрис. Она интересная, яркая, горестная.

В первый день премьеры роль Катерины исполнила Екатерина Крылова. Она уже играла «классическую» героиню в спектакле «Женя+Таня = Любовь» по роману в стихах «Евгений Онегин». Типаж актрисы подходит под нежных барышень. Белокурые волосы, правильные черты лица, изящная фигура – всё это словно подталкивает: ну же, иди по протоптанной дорожке. Но Екатерина не стала.

Её героиня меняется. Она почти божественно красива вначале, но со временем, в каждой новой сцене что–то в её облике становится всё более
и более неправильным. Ненормальным. Выбиваются из причёски локоны, стирается макияж, и в кульминационной сцене молодая актриса, вдруг кажется безумно старой. Почти как бабка (играет Вера Кавалерова), предсказывающая о зле, что таится в красоте девушки.

Это ценно для актёров – не боятся быть некрасивыми. И Екатерина не боялась. За её метаморфозами следить было куда интереснее, чем за знакомым сюжетом. От робкой надежды до сумасшествия, едва ли не шизофренического, с галлюцинациями, истериками и психозом.

Режиссёр Татьяна Самбук хотела показать мифическое «тёмное царство», в котором был лишь один луч света – Катерина. Как такого царства увидеть не удалось: то ли героев не хватило, то ли актёров, то ли глобальности...

Однако спектакль окутывал своей темнотой, словно тяжёлое мокрое одеяло, и было невозможно оторвать взгляд так же, как и невозможно вдохнуть свободно. Время то ускорялось, то замедлялось, и было абсолютно неподвластно слабому человеческому телу. В итоге зритель остался не просто опустошённым – выпотрошенным до дна. Удивительный опыт массового транса, достигнутый с помощью многочисленных повторений.

«Гроза» и правда повторяется. И хотелось бы видеть в этом символизм,
да всё никак не получается. Эпизоды, которые давно подошли к логическому завершению, всё не заканчивались, не заканчивались и не заканчивались. Актёры, ходящие по кругу, произносили одни и те же реплики, показывали одни и те же эмоции… Невозможно в таких условиях достичь катарсиса: слишком он отодвинут пространными диалогами и танцами.

Хореограф–постановщик спектакля Кирилл Балтруков потрясающий как танцор (в «Послеполуденном отдыхе» Белорусского государственного молодёжного театра он покорил красотой и пластичностью), но в «Грозе» поставленные им танцевальные этюды кажутся несколько странными,
будто бы недоработанными. Актёры не отдают всех себя, а скорее пытаются выполнить следующее движение, от этого возникает ощущение неловкости.

Несколько раз повторяется и песенный приём. Создатели спектакля чувствовали, какая мрачная, тягучая атмосфера создаётся при просмотре,
и поэтому разбавили тьму музыкой. Неожиданным было исполнение «Седой ночи» Юрия Шатунова. Очевидная «юмореска», и часть зрителей действительно расслабилась, разразилась хохотом. Остальные остались
в недоумении. Нет, бодрости действительно прибавилось. Но вот уместны ли такие приколы, когда в остальном постановка – чистая драма?

Музыкой занималась Дарья Гарбузняк. Звук хорошо отражает происходящее на сцене, но в этом и кроется главная его проблема. Мелодия не просто подчёркивает трагизм момента, нет, она прямо–таки приказывает зрителю, что испытывать в тот или иной момент. И уже на этом этапе,
на самом верхнем слое – музыкальном сопровождении — становится
за зрителя обидно. Неужели сам он не в силах понять, какие эмоции переживает герой, подключиться к ним, дабы испытать эмпатию?

Герои одеты по-современному, у некоторых яркий макияж, солнечные очки. Кабаниха в исполнении Натальи Холодевич даже курит электронную сигарету. И вот этим героям, по одежде которых невозможно понять, из какой они эпохи, мы должны безоговорочно поверить?

Очевидно, что проблемы любви и нелюбви, свободы и несвободы, долга и предательства – вечные. Но образ Катерины, сильной, способной ответить на обиду, пойти «на грех» ради дорогого человека, рушится. Её трагедия остаётся неразгаданной, странной, обрубленной. Особенно для молодёжи, которая выросла на Netflix и, возможно, вообще не понимает, как можно из–за собственной неверности переживать. И молодёжи этой дают «островский» ответ: нельзя предать себя и не сойти с ума. Не предать
себя – нельзя тоже. Крутитесь, как хотите, в этом сложном мире с простыми решениями.

Рассыпается и образ Варвары – дочки Кабанихи (Анастасия Криштапович). Вот уж где действительно икона женской эмансипации и поддержки. Однако театральная Варвара превращается в русалку, бьётся в конвульсиях и ничем не может подруге помочь. Она не из диснеевского мультика, она — сирена из водоёма, вокруг которого и разворачивается действие. И её отвратительно коричневый хвост, не блестящий, не сияющий, – отражение русской хтони и тоски, которое так остро ощущается у Островского.

Мужские персонажи отходят на дальний план. Борис, неудачный любовный интерес Катерины, – ещё больший мямля, чем в пьесе. Дмитрий Климович довольно точно передал этот типаж мужчин: в какой–то момент жизни харизматичный и обаятельный, он отказывается от ответственности, не хочет обязательств и боится и их, и себя. У него единственного, однако, белый наряд. Хотя света в нём ещё меньше, чем в Катерине, а уж у той о его наличии догадаться можно было только по аннотации.

Тихон – слабовольный муж – в исполнении Никиты Клютко, кажется более глубоким героем. И всё же его привязанность к матери (и её деньгам), болезненная любовь к жене (или к тому, как он её представляет)
не выведена на передний план. Это могла быть история уничтоженного человека – сломленного временем, системой, алкоголем, предрассудками, окружающими, но не получилось. Слишком уж яркие женские образы.
На них – весь акцент. Мужчины – так, поддержка.

Единственный, кто разбивает эту тоску, Андрей Добровольский в роли Савелия Прокофьевича. У него совсем немного времени на сцене, но он заполняет его целиком, не позволяет отвести от себя взгляд. Маленькие эпизоды: так и нераскрытая любовь с Кабанихой, снисходительное неуважение к Борису, то, как удерживал он Варвару, которая рвалась к Катерине, то ли чтобы помочь, то ли чтобы разделить судьбу. Всё это делает образ Дикого самобытным и целостным, запоминающимся.

И всё же, на что хотели сделать акцент авторы? На трудную судьбу женщин девятнадцатого столетия? На становление и разрушение характеров? На шизофренический бред человека, у которого рухнула жизнь? Почему–то всё это кажется не совсем достоверным. Сценография спектакля прямо–таки кричит: вот ради чего мы все здесь собрались.

Об искусственном бассейне, организованном прямо на сцене, ходили легенды. Также, как и о дожде, который активно снимали в социальные сети. Надо сказать, ожидания от зрелища оказались полностью оправданы. Воду использовали по максимуму. В ней топились и танцевали, ей обливались, герои мокли под пятиметровым дождём и барахтались в бассейне, как дети в лягушатнике. Зрители ахали и охали. А сверху, будто добавляя артхаусного вайба, появлялись надписи:

–Ах (два раза)!

– Курение вредит вашему здоровью.

– Чрезмерное употребление алкоголя вредит вашему здоровью.

Текст смешил. Вода завораживала. Зритель искал смыслы.

Самой красивой сценой спектакля по праву можно считать момент объединения Бориса и Катерины. Они стояли под дождем, словно распятый Иисус, раскинув руки, отклонив голову, и будто бы принимали крещение. Вода, которая по всем законам православия, должна была смывать с них грехи, наоборот, грех их обнажала. Она действительно стала главным символом грехопадения мрачного города и почти мёртвых его жителей.

Те, кто нежен душой, ходили босиком: Катерина и Варвара впускали в своё сердце грех не из–за глупости и жестокости, просто не было у них достаточно защиты от внешнего мира. Кабаниха приоделась в резиновые сапожки, как бы показывая: грехи внешние ей не нужны, у неё своих, внутренних демонов хватает. Черпал острыми носами воду Дикой. Он на такие мелочи как неблагочестивая жизнь и внимания не обращает.

Вода – грехопадение, но где же свет? А он был. Художник по свету выделял на тёмной сцене то героев, то образы. Да, свет был. В софитах...

Всё те же учительницы литературы, пересчитывая детей в гардеробной, грустно переговаривались между собой. Подслушивать – дурной тон, но одна фраза врезается в память: «Разве захочется детям прочитать оригинал?» В голосе учительницы – беспросветная тоска, так сильно разочарование, обрушившееся на неё. Кажется, ответ очевиден…

Афиши обещали фэнтези. А тут почти классический Островский. Упрощены некоторые линии, убраны персонажи. В итоге получается не драма женщины своего времени, неспособной на личный выбор, а калейдоскоп образов.

У «Грозы» действительно яркая сценография, актёры хороши и сценарий пытается разбавить временами тяжёлую для восприятия Островскую речь современными вставками. Однако не покидает ощущение, что эта постановка сделана не для современного подростка, читающего пусть не книги, но фанфики, слушающего образовательные подкасты, разбирающегося в искусстве, а для любознательных птенцов, которым каждую мысль нужно разжёвывать по несколько раз и подавать прямо в клювики.

И действительно, зачем после этого читать Островского?